Кaк прoбиться нaвeрx?
— Рeвoлюция, — гoвaривaл Нaпoлeoн, — этo дeсять тысяч вaкaнсий.
Рeвoлюция рaзoм мeняeт вeсь пoлитичeский клaсс. Гoсудaрствeнный aппaрaт зaпoлняeтся нoвыми людьми. Oттoгo смeнa влaсти тaк рaдуeт мoлoдeжь. Нo прoxoдят гoды. Систeмa фoрмируeтся и зaстывaeт. Мoлoдыe кoгдa-тo чинoвники дoстигaют пeнсиoннoгo вoзрaстa, нo уxoдить нe сoбирaются.
Нaпрoтив, чинoвники, дoстигшиe вeршины верхи, жаждут стабильности, то вкушать покоя и комфорта. И несменяемости! Сперва еще существовали официальные молодежные организации, которые обещали своим активистам честолюбивый рост. И кто-то хоть пробился… Теперь и комсомола да и только. Амбициозные молодые люди толпятся у подножия карьерной лестницы. А кадровый лифт остановлен. А ожидающие своей очереди теряют притерпелость.
Как же пробиться вверх? И тут на помощь приходит классика. В Театре Антона Чехова играют представление «На посадку» по пьесе Алексюша Островского «На всякого мудреца песенка спета простоты». Сценическая версия и режиссура — Леонида Трушкина. Гениальная классика, отмечают искусствоведы, естественное, не теряет остроты самоё по себе, но ее сценическое проявление в долголетнем обволакивании театральных традиций притупилось, побледнело и обветшало. Леня Трушкин вознамерился обновить старые сценические сложение современной динамикой, добавить сценической обостренности. Получилось.
У главного героя в кармане банкнота до Парижа. Но зачем он должен уезжать — сие же его страна! А аюшки? если пробиться наверх и реформировать страну? Можно подумать, под (видом спектакль поставлен буквально вслед одну ночь, откликаясь получи известные опросы общественного мнения, показавшие, в духе много молодых людей готовы забраться…
Место для порядочного человека?
Оптический зал с готовностью откликается, слыша со сцены все на свете намеки и полунамеки на глупости и гадости нашей жизни. Аллюзии встречает несерьезно и аплодисментами. Как в советские время!
Зритель ведет себя по зарез миролюбиво и чрезвычайно культурно. Аудитория дисциплинированна, внимательна и благодарна. Раздраженный окружающим миром зритель желает постичь его в образах искусства. Обеспечиться страстными эмоциями театра. Же его жрецы отгораживаются бархатными баррикадами. Сии баррикады заглушают шум и гасят огни внешнего таблица, наполненного грохотом войны, криками и стонами, феерическими цветами пожарища.
А изящный зал терпеливо ждет. Иным часом, сметая на пути мишуру и бутафорию золоченых божков и богинь с папье-маше, актеры и режиссеры займутся в дневное время сегодняшним. Конечно, зритель за облаками ценит подлинное мастерство и тутти достижения культуры прошлого. Сие обеспечивает исключительный успех классической драматургии бери современной сцене.
Но слушатель желает видеть на сцене новых героев. И самого себя! Никакое самое изощренное драматургическое политичность, никакая литературная гибкость и пролазничество не могут заменить глубокого запас сведений новой среды и понимания тех чувств и мыслей, которые ими владели. Деланность и литературщину порождают те, кто такой пытался отразить сегодняшний дата, не сочувствуя современнику.
А чувствуется, что-нибудь в зале — как и в обществе — накоплены запасы взрывчатого материала, круглым счетом и вспыхивают искры недовольства. Направление противостояния обнажилась. На сцене глубокий набор циников и профессиональных лицемеров. Аля Твардовский нарисовал некогда пакетный портрет:
И не видеть сии лица —
Резвых слуг какой приглянется эпохи:
Краснобая-подлеца,
Молчаливого пройдохи,
Полномочного скота,
Групповода-обормота,
Прикрепленного шута
И внештатного сексота…
И быть виде этих героев возникает другой жгучий вопрос: неужели нельзя вынудить успеха, оставшись порядочным человеком? Какая-так приглушенная боль ощущается в зале, какая-ведь тоска по невыразимо прекрасным и невозвратимым дням прошлого. Грозы и громы прошли, шторм улегся, и на спокойную падуга всплывает столько пакости, в чем дело? все в ней захлебываются. И ждут, фигли кто-то разрушит царствие зла.
Настолько снисходительно, незлобиво и, может быть, сочувственно относится слушатель к герою пьесы, что волей-неволей возникает вопрос: нет ли в этом образе какой-никакой-то частицы его самого? Далеко не находят ли его мысли отзвука в двигатель зрителя? Зал жаждет понять — и на сцене, и в жизни! — бескорыстного человека. С той породы, кто кайфовый все времена идет несмотря на господствующему мнению, нимало малограмотный беспокоясь о своей личной судьбе.
Да в России легче встретить святого, нежели безупречно порядочного человека, шутил идеже-то философ Константин Леонтьев. Затем будущее — в густом тумане, в котором неопытным и слабым за один прием путникам заблудиться крайне мелочёвка. Здесь нет кипучей жизни. Виды ограничены и теряются в той но молочно-туманной дали. И действующее лиц пьесы, потерпев неудачу, отправляется для посадку — в кармане билет в прямой рейс до Парижа.
Соскучился вдоль Хазанову
Театр — искусство одного дня, одного вечера. Оно сроду не повторяется дважды с полной тождественностью. Даже если в одной и той же сцене резон никогда не повторяется тотально. А главное, невозможно сохранить исполнение) потомков те горячие энергетика, которыми непрерывно обменивается пространственный зал и сцена, нельзя сбрызнуть живой водой атмосферу спектакля. Нет такого порядка видеотехники, которая сохранит мозговитый спектакль во всей свежести его красок, кайфовый всей его одухотворенности, закачаешься всей пленительности непосредственного творчества и полного слияния актера и зрителя. Сего никогда не будет, поэтому что жизнь можно воспроизводить, но ее нельзя скопировать во всем богатстве, закачаешься всей красоте и полнозвучности.
А к несчастью! В спектакле «На посадку» у Леонида Трушкина хороши до настоящего времени исполнители. Чудесно играет Геныч Хазанов. Какие бы эмоции ни проявляли его персонажи, точно бы они ни защищали неужели отрицали, выражая гнев, бунт, протест или одобрение, наблюдатель все равно смеется. Актеру иметь искусство перевоплощения, искусство реконструировать на сцене людей, перипетии и обстановку. Несколько неповторимых движений лица, и вам живо видите все так, о чем идет речь. Хазанов играет живо и щедро, красок и средств у него беда сколько. Он никогда не бездействует получи сцене, даже если некто неподвижен и молчит.
Актер в своем искусстве совершенствуется задолго. Ant. с конца своих дней. Каждая новая партия — новая грань, новая лумпсум эмоций, которые призваны распахнуть новые черты человеческого характера. С каждой ролью открываются новые интонации, жесты, регулы… Как же я соскучился после Геннадию Хазанову на сцене! А углубленный ремонт его Театра эстрады деньги не заканчивается.