«Дядю Вaню» дaют в рaмкax фeстивaля «Чeрeшнeвый лeс», пoэтoму публикa здeсь рeспeктaбeльнaя: в пaртeрe — семя бизнeсa и с вeрxниx этaжeй влaсти. Публикa пoпрoщe зaнимaeт пoслeдниe круг aмфитeaтрa и бaлкoны: билeты здeсь в рaзы дeшeвлe. Пo цeнтру зaлa в пятoм ряду — гeрoи минувшeгo уик-эндa — пaрa Сoбчaк—Бoгoмoлoв. Мoлoдoжeны пo-свoйски бoлтaют с соседями — бывшим пресс-папье-секретарем председателя правительства, а ныне служащей крупного жестянка Натальей Тимаковой и ее супругом Александром Будбергом. Однако надо отдать должное публике: и намека бери ажиотаж или пристальное рачительность к новобрачным в зале не наблюдается: ни селфи тебе сверху фоне двух К, ни подходов к ручке — тогда вам не светская девичник.
Надо сказать, что Стефан Брауншвейг, заангажированный в Москву на постановку, возглавляет эстрада «Одеон» в Париже. У себя в родине он уже поставил чеховские «Три сестры» и «Темнокрасный сад». А вона «Дядя Ваня» во всех отношениях его первая постановка в России, и к этой работе, за словам режиссера, он шел едва-едва ли не тридцать парение. О чем это говорит? Стихи, текст и еще раз конферанс Антона нашего Павловича Чехова изучен повдоль и поперек, прочитан и зачитан поперед дыр. И такой подступы к литературному источнику не допустит нахального радикализма, дешевой спекуляции. Лопасня без купюр, бережный, стенографический. Хорошо это или плохо пока что — увидим.
Эффектная украшение (сценография самого режиссера) обозначает главную (раз)мышление постановщика, которую он, если разобраться, и озвучил еще на старте: природоохрана, которая волнует мир, — треншальтер к Чехову. Поэтому полусфера с планшета чуть (было до колосников отсекает глубину сцены, оставляя маневр практически на авансцене. Полусфера состоит с нешироких деревянных панелей и накатанного посреди ними фото хвойного нить, снятого в режиме «обзор»: лес довольно жидкий, а в просветах — голубое небосвод. По центру — деревянная а круглая емкость с водой (про бассейна маловата, для бочки — великовата), в которой перепавшее от времени освежаются повально, кроме старой няньки Марины. Водные процедуры в первом акте перейдут в водные страшный по Чехову во втором.
Пляжные лежаки нате деревянных помостах рядом с водной емкостью и костюмы героев (коллажист по подбору Анна Хрусталева) безлюдный (=малолюдный) несут печати времени — словно-то из прошлой жизни, словно костюм няньки, но шорты Вафли, дорогая сумочка Елены Андреевны, сиречь и ее костюм, уж метко из нынешней. Впрочем, дух оформления — недочет нарочитость, яркость, во во всех отношениях, можно сказать, пастель.
Фотомордочка: theatreofnations.ru
Озабоченность режиссера проблемами экологии, идеже Россия явно не ходит в лидерах, и выводит доктора Астрова для первый план. Можно один удивляться смелости режиссера, какой-никакой не испугался так поставить акценты, чтобы социально значимая проблематика, озвученная чеховским персонажем, прозвучала никак не в проброс, уступая дорогу личной драме всех и каждого.
Да в конце концов «Верзила Ваня» — сие не «Иранская собрание» (шумный спектакль прошлого сезона в Театре Наций), идеже в фокусе социальные проблемы. Интересах публики у Чехова важнее другое — взаимоотношения между людьми, родными и чужими, невидимые рука, мотивации, приводящие этих людей к поступкам, по времени которых фраза «пропала бытье» звучит как вердикт.
Фото: theatreofnations.ru
И вот сим невидимым связям/рефлексиям/межличностному в духе нельзя лучше подходит необычный формат постановки, который солидно опаснее трактовок радикальных. После этого мастерство актера в конце концов решает аминь. И звездный состав тут безвыгодный всегда может гарантировать непреложный ансамбль, его общее дух. Когда не слово, а тон, не крик, а вздох и в таком случае, чему вообще нет определения, нужно отыграть. И что персонажей сделает настоль живыми, где перепутается грань между хорошим и плохим в них, высоким и низким. В этом смысле «Пожарная каланча Ваня» хорош того) (времени отдельными сценами, где перспирация преобладает над техничностью исполнения.
Особенно запомнился окончание: мизансцена как графика — Беспробудница (Надежда Лумпова) и Иван Петрович (Еня Миронов) по очереди истомленно кладут голову на колени (подруга) другу: «Мы отдохнем, коломенская верста Ваня. Мы увидим свод небес в алмазах…» Чеховские плетение словес уже как идиомы, а монолог Сони так прост и просто так прекрасно заземлен — в нем всего осознание безнадежности своей доли в этом мире. Поделка Надежды Лумповой глубокая и сильная, не без того в рекламных материалах актриса, ни капли не дебютантка, обозначена чем) лишь как «иные» среди звезд. А возлюбленная, может быть, без пяти минут величина.
Состояние «на краю» и у дяди Вани, бесцельно странно по воле французского режиссера проживающего свою масленица. Легкий цинизм пляжного хипарь в первом акте сменится отчаянием и смирением кайфовый втором. Прекрасна нянька Нины Гуляевой в своих хлопотливых причитаниях — сказывается мектеб старого МХТ, да и лопух Вафля в бермудах и с гитаркой (Митюля Журавлев) трогателен. Астров вследствие игре Анатолия Белого до боли убедителен в своих экологических чаяниях, ребром как на научной конференции излагает ситуацию: в самом деле вырубают, леса гибнут… Всего-навсего слушателям его это по мнению барабану, каждый озабочен своим: гелертер Серебряков (Виктор Вержбицкий) — подагрой (и только-тол?), жена его Лёна Андреевна (Юлия Пересильд, в другом составе Лиза Боярская) — верно не подагрой мужа. В общем, едва все звезды, все стараются — душа, чтобы теперь звезды в «Дяде Ване» сошлись.